Первым быть привык на поле,
Отдавать себя футболу,
Знать азы, не ведать боли,
Держать пас и снова голу
Радоваться как впервые,
А успехи же большие
Высоко не возносить!
От души желаем быть
Каждый день и час таким,
Резвым, смелым, боевым,
Удивительно простым!

Прорыв Боброва

Вихрастый, с носом чуть картошкой -
ему в деревне бы с гармошкой,
а он - в футбол, а он - в хоккей.
Когда с обманным поворотом
он шел к динамовским воротам,
аж перекусывал с проглотом
свою «казбечину» Михей.
Кто - гений дриблинга, кто - финта,
А он вонзался, словно финка,
насквозь защиту пропоров.
И он останется счастливо
разбойным гением прорыва,
бессмертный Всеволод Бобров!
Насквозь - вот был закон Боброва.
Пыхтели тренеры багрово,
Но был Бобер необъясним.
А с тем, кто бьет всегда опасно,
быть рядом должен гений паса -
так был Федотов рядом с ним.
Он знал одно, вихрастый Севка,
что без мяча прокиснет сетка.
Не опускаясь до возни,
в безномерной футболке вольной
играл в футбол не протокольный -
в футбол воистину футбольный,
где забивают, черт возьми!
В его ударах с ходу, с лета
от русской песни было что-то.
Защита, мокрая от пота,
вцеплялась в майку и трусы,
но уходил он от любого,
Шаляпин русского футбола,
Гагарин шайбы на Руси!
И трепетал голкипер «Челси».
Ронял искусственную челюсть
надменный лорд с тоской в лице.
Опять ломали и хватали,
но со штырей на льду слетали,
трясясь, ворота ЛТЦ.
Держали зло, держали цепко.
Таланта высшая оценка,
когда рубают по ногам,
но и для гения несладок
почет подножек и накладок,
цветы с пинками пополам.
И кто-то с радостью тупою
уже вопил: «Боброва с поля!»
Попробуй сам не изменись,
когда заботятся так бодро,
что обработаны все ребра
и вновь то связки, то мениск.
Грубят бездарность, трусость, зависть,
а гений все же ускользает,
идя вперед, на штурм ворот.
Что ж, грубиян сыграл и канет,
а гений и тогда играет,
когда играть перестает.
И снова вверх взлетают шапки,
следя полет мяча и шайбы,
как бы полет иных миров,
и вечно - русский, самородный,
на поле памяти народной
играет Всеволод Бобров!